Рыцарь поэзии: 110 лет со дня рождения поэта Бориса Сермана

Как передает Крымская газета,

СОЛДАТСКАЯ ШКОЛА ПОЭТА

Детство Бориса переломила Гражданская война. Мальчишка хлебнул горя беспризорничества, но сумел выстоять. Неплохо окончил школу, поступил в педагогический институт. Однако студенчество пришлось оставить: началась Великая Отечественная.

Военкомат определил недоучившегося студента в дивизионную газету. Скромная многотиражка «воевала» вместе со своими читателями в Севастополе и на Кавказе, в Венгрии и Австрии. Как величайшую драгоценность, поэт хранил один из номеров «дивизионки», где строчки его стихотворения залила кровь погибшего бойца.

Говорят, в молодости он был похож на актёра Чарли Чаплина: такой же худенький, чернявенький, с такой же, как у великого комика, растерянной улыбкой. Однако на войне, случается, помогает и растерянность. Памятную историю Серман как-то поведал на встрече со старшекурсниками филфака Симферопольского университета, будущими журналистами, где присутствовал и автор этих строк.

«Возвращаясь впотьмах с передовой в расположение редакции, я, растяпа, заблудился, – рассказывал Борис Евгеньевич. – Побрёл не в ту степь и оказался на нейтральной полосе, между нашими и немецкими позициями. И тут прямо передо мной вырастает, как из-под земли, фигура здоровяка немца. Я застыл как парализованный. А тот медленно снимает с плеча свой автомат, вешает мне на шею, поворачивается, поднимает руки вверх и топает в сторону наших позиций. Я, как под гипнозом, иду за ним. Так мы и пришагали прямо в расположение нашего батальона. Как потом выяснилось, мой клиент давно намеревался сдаться в плен, ждал подходящей возможности. А по дивизии ещё долго анекдот ходил: «Боря-то наш, полтора метра с пилоткой, гиганта фрица в плен взял!»

ПОЭМА ЛЮБВИ МОЕЙ – ЭЛЯ

Наступило мирное время. Надо было начинать новую жизнь. Позвякивая боевыми наградами – «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа», «За взятие Будапешта», «За боевые заслуги» – лейтенант Серман появился на пороге радиокомитета, где до войны вёл передачи для юношества. После объятий и рукопожатий поинтересовался: «И кто же сидит на моём месте?» «Пойдём познакомлю!» – усмехнулся редактор.

Навстречу молодцеватому офицеру поднялась из-за стола симпатичная девушка. Протянула руку: «Меня зовут Эля».

Редактор что-то говорил насчёт задания – подготовить материал о поэте-фронтовике, но его слова плыли, как в тумане. Впрочем, интервью Эля всё же сделала. С него всё и началось…

Жили откровенно небогато. При этом Борис любил пригласить друзей-коллег-единомышленников домой.

Элиза сердилась: «А ты подумал, что я на стол поставлю? С деньгами у нас туговато». Тот отшучивался: «Элечка, с деньгами любой сможет. Но ты же волшебница, попробуй без денег». За дружеским столом обсуждались и творческие, и житейские вопросы. Элиза Львовна и Борис Евгеньевич прожили душа в душу 52 года. Она стала для него женой и другом, суровым критиком и добрым советчиком. Вырастили двоих детей. Выпустили 28 книг.

БЕЗМОЛВНЫЕ ПЛАЧУТ КАМНИ

Крым накрепко привязал Сермана к себе. В боях на Перекопе погиб его старший брат Аркадий. В Евпатории фашисты расстреляли приёмных родителей Элизы. Главной его темой стал Аджимушкай – каменоломни под Керчью, ставшие символом несгибаемой стойкости советских солдат.

В центре Симферополя проходит небольшая улочка, носящая имя Героев Аджимушкая. Одно из зданий украшает массивная беломраморная плита, на которой золотом высечено: «Ведут рассказ обугленные камни. Солдатская земля. Аджимушкай. Легенда-быль, не умолкай веками! Живым сердца и память обжигай». Автор этих проникновенных строк – Борис Серман.

Четверть века отдал он делу первостепенной важности – увековечению памяти бойцов подземного гарнизона, 170 суток державших оборону в нечеловеческих условиях. Ещё в середине 1960-х, когда правда об Аджимушкае только-только начала пробиваться из-под спуда забвения, Серман подготовил к печати объёмный сборник документов и свидетельств «В катакомбах Аджимушкая». За несколько лет книга четырежды переиздавалась, и каждый раз её пополняли новые факты, очерки, статьи. Собранные материалы легли в основу концепции музея.

Шикарным получился большой альбом, где стихи исполняли роль своеобразной иллюстрации к полотнам народного художника России Николая Бута. Героям Аджимушкая был посвящён спектакль-оратория: поэма Сермана, дополненная музыкой выдающегося композитора Алемдара Караманова, прозвучала в исполнении актёров и симфонического оркестра.

ДЕЛО ЧЕСТИ

«Романтики всех стран, соединяйтесь!» – такую надпись оставил Серман в книге отзывов самодеятельного музея Александра Грина в Старом Крыму, организованного вдовой писателя. На долю Нины Николаевны выпали тяжкие испытания: надуманное обвинение в сотрудничестве с немецко-фашистскими оккупантами, десять лет заключения. Отбыв наказание и вернувшись домой, она увидела пепелище. Могила Грина заросла бурьяном. Хибарка, где он завершил жизненный путь, использовалась под курятник. Истинная Ассоль, живое олицетворение литературной героини, решительно взялась за восстановление поруганной справедливости. Делом чести Нина Николаевна считала возвращение Грина к читателю, создание мемориального дома-музея. Начала писать письма во все инстанции, обращалась к общественности, писателям.

Борис Евгеньевич стал одним из верных друзей Нины Николаевны. Приезжая в Симферополь, она часто навещала своего соратника, делилась новостями, обсуждала планы, рассказывала о трудностях, которые громоздились одна на другую. Общими усилиями пробивали стену чиновничьего равнодушия. Вместе задумали первое большое мероприятие – всесоюзный слёт почитателей гриновского таланта. «Идея отличная. Жить ей, братцы, и жить», – подытожил Серман решения импровизированного штаба, собравшегося у него дома. И как в воду глядел: вот уже почти 60 лет участники фестиваля «Гринландия» каждый год в день рождения «рыцаря мечты» поднимают на горе Агармыш флаг в виде алого паруса.

«Смог хоть как-то помочь Нине Николаевне. К чинам с глухонемыми сердцами стучался я, доказывая, что постыдны для нас, непростительны страдания, приносимые чёрствостью к её и так истерзанной судьбе», – отмечает писатель.

СПОКОЙСТВИЕ И НЕПОКОЙ

Название одной из книг Сермана – «Спокойствие и непокой» – очень точно определяет систему координат, в которой жил и трудился «поэт и гражданин».

Он добился реабилитации партизана Николая Спаи. До войны Николай Константинович был председателем Карасубазарского горсовета. В 1941-м фашисты повесили его на центральной площади. На груди болталась табличка: «Я враг русского народа». Одновременно запустили клевету о сотрудничестве Спаи с немцами. Публицист поднял документы, опросил свидетелей, подключил прессу. В результате патриоту вернули доброе имя, а в нынешнем Белогорске появилась улица Николая Спаи.

Когда общественность обсуждала вопрос о создании в Симферополе мемориального музея Ильи Сельвинского, инициативную группу возглавил Серман. Он считал своим моральным долгом увековечить память о человеке, которого считал своим учителем в стихотворчестве.

Развал Советского Союза, смену приоритетов Борис Серман воспринял как трагедию. Наложились и личные обстоятельства, заставившие на склоне лет резко поменять образ жизни. Вместе с семьёй он переехал в Израиль. На Земле обетованной судьба отпустила новоявленному репатрианту всего несколько лет. По счастью, Борис Евгеньевич успел завершить свой последний труд. Сборник «Сквозь годы» увидел свет уже после смерти автора. Элиза Львовна собрала лучшие стихи мужа, подготовила воспоминания о нём. Оплатила тираж – и подарила библиотекам. Листаешь эту книгу и сознаёшь, что душа поэта осталась в Тавриде.

Кирилл БЕЛОЗЁРОВ