С чего начинается Родина…

Есть события, которые неподвластны времени, у которых нет срока давности. Одно из них самое трагическое – Великая Отечественная война, оставившая после себя столько слез и горя. Когда слушаешь воспоминания участников той страшной войны и перечитываешь еще раз страницы истории, хочется сказать: «Вечная память павшим героям! Крепкого здоровья и бодрости духа тем, кто боролся за победу в тылу врага»!

6 февраля ветерану Великой Отечественной войны, участнику партизанского движения Крыма, бойцу 7-го комсомольско-молодежного отряда 3-й бригады Восточного соединения крымских партизан Григорию Фёдоровичу Четвертаку исполнилось 96 лет.

Голодное детство

Григорий Фёдорович родился в 1926 году в селе Куколовка Александрийского района Кировоградской области. В семье было пятеро детей: три старших брата и младшая сестра.
Из своих совсем недетских воспоминаний в памяти Григория остались события довоенной жизни, связанные с голодом 1932-1933 годов. По официальным данным, голодом тогда была охвачена территория около полутора миллиона километров с населением в 66 миллионов человек. Страшная трагедия унесла миллионы жизней жителей на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии.
– Само собой голод был, сильный голод, но ведь многое зависело и от самих людей. У нас в семье, например, почему никто не умер? Потому что как-то выкручивались, постоянно что-то придумывали. Какие-то травы вечно собирали, сусликов ловили. Лапки и головы срезали, набивали тушками целый казан… И такое объедение получалось, что даже косточки сгрызали. Так и выживали. А другие, может, ленились, и такие, конечно, умирали. Я лично видел, как умерших собирали и грузили в телегу, – рассказывает Григорий Фёдорович.

«Началось страшное»

В 1940-м году вся семья переехала в Крым. Обосновались в деревушке Карабай-Русский, но в документах ее обычно писали как Карабай-Ивановка. – Сейчас это село Речное в Советском районе. Тогда в ней было около двадцати домов, но с чердаками из них было всего четыре. Остальные просто мазаные глиной хатенки. Вначале жили у людей, а потом заняли брошенную хатку. Но даже хозяйством толком не успели обзавестись, как началась война…
Закончил семь классов сельской школы, а 22 июня работал в поле на комбайне. У комбайна «Коммунар» слева и справа – канаты. Один, чтобы укладывать в ряды солому, другой – полову. Вижу, пацан на лошади скачет и кричит нам: «Война началась!» Но тогда люди не поняли, что началось что-то страшное. Мы же все патриотами были. Думали, что это – пустяки, расправимся с врагом запросто. А получилось не так, – вспоминает собеседник.

«Волчьи ямы»

Фронт подходил всё ближе. По колхозам стали собирать людей и отправлять на строительство укреплений на Перекопском перешейке. Забрали туда и маму Григория.
– Каждый колхоз кормил рабочих, богатый – лучше, бедный – хуже. У нас был колхоз имени Молотова, считался богатым. Кормили хорошо, а ночевали мы, как кроты, в соломе. Когда рабочим отправляли повозку с продуктами, я в нее и сел. Потому что решил, что нужно заменить маму. Как так, я буду дома, а мама там? – говорит Григорий Фёдорович.
Вначале рыли перед Джанкоем противотанковые рвы – «волчьи ямы». На один такой ров ставили по полсотни человек. Доски для них брали на сольпроме. Приходилось гнать доски на берег, стоя выше колена в соленой воде…
– Брюки подкатываешь повыше, но все равно ведь солью забрызгаешь, и ночью ложишься спать, штанины раскатаешь, они засохнут, но становятся, как дубовые. И днем, в жаркую погоду, до крови ими ноги растирали. Оттуда уехали за Акманай, но фронт уже совсем рядом подошел, и нас распустили по домам. Приехали, а тут и немцы пришли.., – тихо произносит ветеран.

Первое оружие

– Мы ушли из дома в конце октября 43-го. По деревням пошли слухи, что немцы повсюду устраивают облавы и всех мужчин с 12 до 60 лет поголовно угоняют в Германию. Брат Василий, его друг Анатолий, еще двое мужчин и я ушли на Агармыш, – рассказывает Григорий Фёдорович, – Но там были не только мы, собралось много людей со всех сел. А потом братья Стояновы из Грушевки у румын угнали отару овец. Румыны пришли в лес их разыскивать. Мы румын не тронули, но наутро никого в лесу не осталось, все понимали, что скоро сюда нагрянут немцы. Братья Стояновы дали нам гранату РГД без запала и пистолет «браунинг» с застрявшим в стволе патроном, так что мы были «вооружены». Нас собралось уже девять человек. В общем, решили, что раз у нас есть оружие и пропитание, то пора и действовать. Узнали, что в деревне Османчике есть полицаи, решили их разоружить. Пришли, пистолет на них наставили, граната – в руках, и забрали оружие. Теперь у нас было уже два карабина, две винтовки и револьвер. Правда, патронов было совсем мало, на каждый ствол примерно по двадцать штук. Мне досталась винтовка 1926 года выпуска – моя ровесница. Только тогда направились в Старокрымский лес и попали в 7-й комсомольско-молодежный отряд 3-й партизанской бригады под командованием Александра Куликова, которого я называл «дядя Саша».

В партизанском отряде

Командир отряда и комиссар Османов были из числа старых партизан. В партизанском отряде было человек около семидесяти.
С Большой земли партизанам сбрасывали только оружие и боеприпасы. Но когда они заканчивались, надежда была только на себя. Если попали в окружение – надо продержаться, сколько возможно, а потом – уходить.
В самом конце 43-го нас окружили и хотели полностью уничтожить. Мы могли бы там продержаться суток трое, но патронов уже почти не осталось, поэтому ушли в Судакский лес. Вот там мне пришлось и в атаку ходить.
– Как-то дядя Саша погнал нас вперед, чтобы мы отогнали румын. Побежали. Я, как и учили, держал автомат перед собой, и в один момент почувствовал удар. Но решил, что, может, веткой ударило, а потом смотрю, приклад покорежен и из него две пули торчат. Если бы автомат по-другому держал, прямо в живот получил бы их. А двоим ребятам не так повезло…
– Чаще всего мы ходили к дороге и наблюдали, считали, сколько техники и куда движется, в какой деревне располагается, то есть занимались разведкой. Но нас и на железную дорогу посылали, и атаковали румынскую горную дивизию. Не помню уже, как называется, но как едешь на Коктебель, с правой стороны к лесу есть поселок. Так там располагался карательный отряд, и мы его силами двух отрядов атаковали. Наш 7-й и еще 9-й. Но там у нас неудачно получилось. У нас трое раненых было, а у них погиб комиссар, тоже из старых партизан, и Юра Власов из соседней деревни был ранен в живот, но пока несли, он умер… Его похоронили вместе с комиссаром.
Чаще всего партизаны делали что-то вроде шалаша или юрты. Рубили деревья, складывали, а сверху оставляли отверстие, через которое выходил дым от костра. А спали на охапках опавших листьев, вокруг была голая земля. А харч – вареная пшеница и ячмень. Тех овец, что мы привели с собой, их сразу распределили. По начальству больше… Но в основном был голод. Если кусок конины дадут, это уже праздник. Но днем костер жечь нельзя. Так его разгребешь, туда кусок положишь, и потом грызешь полусырое.., – говорит ветеран.

(Продолжение следует)