Максимилиан Волошин — Коктебель (к 50-летию «Дома поэта»)

Эта статья была напечатана в журнале «Новое Русское Cлово» (Нью-Йорк) в ноябре 1981 года. В СССР впервые она опубликована уже после смерти Виктора Некрасова в цикле «Маленькие портреты» в журнале «Дружба народов» в 1988 году.

Сказочный уголок

Есть одно место в необъятном, от края до края, Советском Союзе, по которому я действительно тоскую. Нет, это не родной Киев, не Крещатик, не днепровские откосы — идиллические воспоминания юности перекрылись последними днями обысков и преследования неотступных топтунов. Ушли куда-то вдаль и московские тихие Сивцевы Вражки, и ленинградские набережные, белые ночи…

А вот то, о чём тоскую, чего очень и очень не хватает, о чём вспоминаю всегда с особой теплотой, куда ринулся бы хоть сейчас, даже в ноябрьскую стужу, — это бесконечный, тянущийся до самого Хоба-Тепе — Хамелеона пляж, это профиль Максимилиана Волошина на Карадаге, молодой месяц над колючими скалами Сюрюкая, бело-серо-золотистый дом с верандами и лестничками, почти у самого прибоя. И называется это место — Коктебель.

Не все знают о существовании этого сказочного — не боюсь эпитета — уголка восточного Крыма между Судаком и Феодосией. Называется он официально — и на картах тоже — посёлком Планерское (или Планёрское — никто толком не знает), но для всех, кто хоть раз побывал там и дохнул его свежим, морским, волошинским воздухом, — он навсегда останется Коктебелем…

Ходи, гуляй, твори

Увы, не застал я его уже тем, каким открыл — сначала для себя, а потом для всех нас — ещё в начале столетия Максимилиан Волошин. Открыл его, полюбил и воспел. И построил дом, тот самый бело-серо-золотистый у самого синего моря, и широко раскрыл его двери для всех. Для всех, кто любит тишину, задумчивость, морской прибой и дальние прогулки в страну скал и затерявшихся среди них бухт. А заодно и стихи, и вечерние бесконечные беседы при свете луны или в заставленной снизу доверху книгами (и какими!) библиотеке, или мастерской (называйте, как хотите!), в полумраке, возле слегка подсвеченного, загадочно улыбающегося слепка головы царицы Таиах, привезённого из далёкого Египта…

А. Толстой, Пришвин, Горький, Куприн, Эренбург, Вересаев, Тренёв — ещё до революции, позднее Вал. Брюсов, Осип Мандельштам, Заболоцкий, Ал. Грин, Мих. Булгаков, К. Чуковский, Л. Леонов, М. Шагинян — все были гостями Волошина, подолгу жили у него. Гуляли, писали, по вечерам, конечно же, спорили о чём-то возвышенном, осеняемые улыбкой той самой царицы с берегов Нила. Тянуло в Коктебель и художников: Остроумов-Лебедев. Петров-Водкин, Богаевский были частыми гостями у Волошина. Кстати, выставка акварелей самого Волошина, посвящённых Коктебелю, пользовалась большим успехом в Москве лет десять тому назад.

В «Доме поэта», как окрестил свой дом Максимилиан Александрович, он сумел создать дух, атмосферу удивительно лёгкую, непринуждённую, весёлую. Никаких вечерних туалетов, этикета, галстуков — ходи, как хочешь, делай, что хочешь — гуляй, бездельничай, собирай камешки, если хочешь — твори.… И нужно сказать, с лёгкой руки хозяина это последнее в Коктебеле получается как нигде хорошо. За год до своей смерти — в 1931 году Волошин подарил свой дом писателям, и стал он называться с тех пор — 50 лет тому назад — Домом творчества, и если тебе, писателю, удастся вырвать в Литфонде путёвку (что отнюдь не легко!), поезжай туда и твори — лучшего места не найдёшь.

«Даже немцев не впустили в дом»

Я впервые попал в Коктебель сразу после войны — в 1947 году. Отдыхающих или творящих было совсем немного — человек сорок. Заправляла всем всеми любимая маленькая, седая, подвижная, весьма острая на язык Олимпиада Никитична, душой же дома и продолжательницей, блюстительницей всех традиций была Мария Степановна, вдова поэта. Это она с ближайшим другом своим и Максиньки, как она называла своего мужа, — Анчуткой (было у неё, вероятно, имя и отчество, но я, к стыду своему, забыл…) — это они вдвоём сумели не только сохранить всё, как было при покойном поэте, не сдвинув ни карандаша, ни пресс-папье с письменного его стола, но пронести все эти сокровища — книги, картины, карандаши и флорентийские пресс-папье — сквозь вихри, огонь и воду войны. Даже немцев не впустили в дом. Всё самое ценное с Анчуткой закопали, стали у дверей и решительно заявили: «Здесь «Дом поэта»… Война сюда не допускается». Немцы не вошли. Советские же офицеры и солдаты вошли только по приглашению самой Марии Степановны.

С годами Дом творчества разросся. Построили новые корпуса, столовую, детские площадки, кино, обнесли невысокой, правда, но всё-таки стеной — «Вход посторонним воспрещён!» — но среди всего этого, разросшегося и, скажем так, весьма обюрократившегося, некоей цитаделью-заповедником высился всё тот же серо-бело-золотистый дом с верандами и лестничками, и не всякого на этих лестничках Мария Степановна приветливо принимала…

Пять лет тому назад Мария Степановна умерла. Коктебель осиротел. Вторично. Похоронили её высоко на горе, рядом с Максимилианом Александровичем. Оттуда виден весь залив, посёлок и дом, которому она посвятила всю свою жизнь…

Превратить Коктебель в заповедник

Я не знаю дома прекраснее. Всё в нём удобно, красиво, на редкость уютно и, что главное, отмечено печатью, увы, почти забытого теперь особого благородства и тонкого вкуса, которым отличались русские художники и поэты времён «Мира искусства», Серебряного века…

Таким был Волошин. И нам, не знавшим его, но хорошо знавшим и любившим Марию Степановну, удалось всё же благодаря ей прикоснуться к этому уходящему миру.

Сейчас у «Дома поэта» фактически нет хозяина. Отдали его в ведение феодосийского музея Айвазовского. А завещан он был Союзу писателей. Кто же отвечает за него, кто сохраняет? Даже «Литературная газета» забила тревогу. Значит, дело плохо. Очень плохо. Авторы статьи Ф. Кузнецов и П. Воронько предлагают, как некую спасительную меру, превратить Коктебель в заповедник, подобно Карадагу, ставшему, по их словам, с прошлого года заповедником. Но, по имеющимся у меня сведениям (от людей, недавно отдыхавших в Коктебеле), на Карадаг теперь никого не пускают. Так что кончились прогулки к скалам и бухтам…

Ну, а дом? Пока он ещё не в зоне? К счастью, у него есть ещё друзья. И много. Будем надеяться, верить — не дадут они его в обиду. Дом Поэта. Дом Волошина.