Что на Карадаге делают ученые

В конце октября (№39) газета «Фео.РФ» печатала интервью с врио директора «Карадагской научной станции им. Т.И. Вяземского — природного заповедника РАН» Романом Горбуновым, где он рассказывал о том, как обстоят дела в учреждении и как восстанавливается инфраструктура. Теперь, как и анонсировала «Фео.РФ», в продолжение темы мы публикуем продолжение беседы с Р.Горбуновым о том, какими важными исследованиями занимаются ученые на Карадаге.

 — Чем сейчас активно занимаются ученые на Карадаге?

— Мы создали новую лабораторию ландшафтной экологии, которая занимается созданием новой ландшафтной карты крымского полуострова. Зная свойства ландшафта, социально-экономическую ситуацию, правовые нормы мы сможем сказать, что рациональнее всего делать в том или ином месте Крыма. Например, вернуть эфиромасленичное производство или внедрить системы возобновляемой энергетики. Те же солнечные, ветровые электростанции. Ведь сегодня мощность современного одного ветрогенератора — это пять мегаватт, то есть сравнимо с первой в мире атомной станции в Обнинске. А если поставить поля, и создать локальную энергосистему: в комплексе с солнечными батареями, хорошими аккумуляторами, мы можем вообще не зависеть от континента. Чисто теоретически, надо считать, конечно, и мы такие расчеты делаем.

Сегодня вместе с коллегами из МГУ мы создаем атлас возобновляемой энергетики Республики Крым: солнечная, ветровая энергетика, биоэнергетика и гидроэнергетика. Но последняя в Крыму не перспективна. Даже если вы где-то прочитаете, что расход той или иной реки достаточен для того, чтобы ставить там малую гидроэлектростанцию, не верьте. У нас измерения производятся раз в месяц, в случайный день. На самом деле крымские реки — это ручейки, которые пересыхают: один месяц течет, одиннадцать — стоит. И это при том, что реки Крыма — уникальная экосистема, являющаяся местообитанием многих краснокнижных видов. А раз начинаются такие ограничения, то эту тему в Крыму нужно снимать. В атласе это и будет показано. Опять же представим водопад Джур-Джур или Учун-Су: поставить там мини-ГЭС и что? Мы потеряем прекрасный рекреационный ресурс для Крыма. Это же те ключевые точки, куда тянутся туристы, а туристы — это один из основных источников доходов Республики. Нельзя этого делать, нужно в комплексе смотреть на проблему, а не искать сиюминутные выгоды.

— Говоря о проблеме питьевой воды в связи с тем, что в Северо-Крымский канал перестала поступать вода. Сейчас одни говорят, что из недр возможно для полуострова воды и хватит, а другие, что можно все быстро исчерпать и произойдет засоление. Ваше мнение как ученого.

— Такое уже было. А потом пресную воду закачивали обратно в эти подземные источники, в скважины и тампонировали их, так как действительно идет засоление подземных вод. Воды из подземных источников хватило бы для нужд питьевого водоснабжения. Но на сельское хозяйство эту воду тратить нерационально, она очень быстро закончится. И инженерно-геологические изыскания это подтвердят. Здесь в другом вопрос: нужно менять хозяйственную систему. Понятно, что после проведения Северо-Крымского канала в три раза увеличилась плотность населенных пунктов. И сегодня проблема, что с делать с их водообеспечением. Там и нужно обеспечить людей водой из подземных источников, обеспечить именно питьевое водоснабжение. Этот объем несравним с тем, который нужен на сельскохозяйственное производство. А под сельское хозяйство нужно смотреть. Зачем выращивать мягкие сорта пшеницы, которые требуют огромного количества воды? Давайте выращивать другие культуры, менять севообороты. Мне, кажется, в этом аспекте Институт сельского хозяйства Крыма и Никитский ботанический сад скажут свое слово. Это два мощных академических учреждения, которые работают в этом направлении на полуострове.

— Когда будет опубликована карта?

— Карта должна быть завершена в 2019 году, она будет опубликована. У меня, конечно, мечта разместить ее в открытом доступе, системы типа гугл мэп, где можно подгружать слои и размещать карты. Но найти высококлассных специалистов на Карадаг очень тяжело, потому что хорошие профессиональные инженеры, как правило, остаются в центре. Заманить сюда хорошего картографа очень тяжело. Справляемся, сотрудничаем с московскими коллегами, работаем на бесплатных несанкционных продуктах. Это проблемы технические, но они существуют.

— На Карадаге работают и экологи?

— Да, на станции фонового экологического мониторинга, это очень интересное направление. Фоновая станция была единственная в Украине, которая тогда работала по Киотскому протоколу. Сегодня, естественно, мы вышли из всех международных программ, потому что нас отказываются индексировать как российскую станцию, а под украинской индексацией мы отказались работать. Но исследования продолжаются. Здесь стоит уникальное исследовательское оборудование, которое позволяет измерять целый комплекс параметров химии атмосферы.

В чем же вообще идея фоновой станции? Эта станция, которая стоит в заповеднике, в условно чистом районе, где нет антропогенного загрязнения. Такие фоновые станции позволяют на глобальном уровне отслеживать изменения экологической ситуации. Если уже в заповеднике изменения фиксируются, то значит, что это глобальный процесс.

Станция сегодня измеряет концентрации оксидов серы, оксидов азота, углекислого газа и озон. Озон вообще интереснейший показатель, он ценнейший окислитель и входит в пятерку приоритетных веществ для мониторинга окружающей среды. Это индикатор экологической ситуации. И, да, бывают разовые превышения кое-когда и в заповеднике, но они локального формирования.

— Каково Ваше отношение к глобальному потеплению?

— Это дискуссия многолетняя: а есть ли действительно глобальное потепление или это начало нового ледникового периода. По моему мнению, сейчас небольшой пик потепления на общем тренде глобального похолодания. И есть целый доказательный базис, приведенный ведущими российскими учеными. К тому же сегодня все меньше и меньше метеостанций, которые находятся в фоновых условиях, они оказываются в черте города. А там локальные зоны повышенной температуры и эта статистика попадает в глобальную статистику потепления.

Естественно, сейчас господствуют идеи о существовании потепления. Но есть небольшой лагерь ученый (среди крымских — профессор Владимир Боков, это очень известный ученый), которые говорят, что это природные циклы. И их нужно изучать и под них подстраивать хозяйство.

— Что еще изучают ученые Карадага?

— У нас широкий спектр зоологов: энтомологи, орнитологи, ихтиологи, а также те, кто изучает рукокрылых и, конечно же, млекопитающих. Как наземных, копытных и парнокопытных (кабанов, косуль) и мышевидных, так и морских. Исследованиями состояния популяции и численности морских млекопитающих вдоль Крыма никто кроме Карадага не занимался. Это чрезвычайно важное направление, мы его инициировали, потому что на Кара-Даге традиционная тема — это изучение физиологии дельфинов, а именно их эколокации и акустики.

Также сейчас ведем переговоры начать исследования пещерной фауны. Эта тематика в Крыму не до конца закрытая и интересная.

— Кроме дельфинов, какие еще исследования проводятся в акватории?

— Если говорить об акватории, то это отдельная тема наших биохимиков. Они изучают биохимические адаптации морских гидробионтов к изменениям окружающей среды.

Мы стараемся осуществлять экологический мониторинг акватории, хотя с этим есть трудности. Катер нам достался в таком состоянии, что пришлось его восстанавливать, только к концу лета мы это смогли сделать.

Трудности еще в том, что ученые, которые занимались на Карадаге мониторингом акватории, банально не прошли конкурс, потому что есть требования по публикационной активности, они им не соответствовали. Сегодня для нас это проблема. Но в то же время есть группа, которая этот мониторинг делает: измеряет содержание кислорода на разных глубинах, изучает температурные градиенты. Плюс нам помогают наши коллеги из Института морских биологических исследований, они тоже регулярно проводят такие чисто экологические исследования: содержание тяжелых металлов в илах, ряда загрязнителей в воде. Каждый год срез по экологической ситуации у нас есть. Есть, конечно, проблемы с отбором морских гидробионтов, чтобы в заповеднике отобрать тех же рыб, нужно получить разрешение в Росприроднадзоре, у нас это не получилось сделать, это временный технический вопрос, который мы решим.

Ученые справляются и действительно показывают очень хорошие результаты. Качество публикационной активности, а не только количество, выросло несравнимо. Только рейтинговых публикаций в прошлом году было шестьдесят, они входят не только в российский индекс научного цитирования, но и международные. То есть Кара-Даг вполне способен конкурировать с ведущими научными институтами.

— Вы говорили, что всего на Карадаге четыре лаборатории?

— Да, у нас четыре лаборатории и пять научных тем. Кроме перечисленных выше, это также лаборатория диатомовых водорослей. Это лидеры морской тематики. У нас одна из крупнейших мировых коллекций — в живом состоянии поддерживается 250 штаммов диатомовых водорослей. Наши диатомологи в своих биогеографических выкладках показывают результаты вообще по всему евразийскому континенту. У них пробы из Тихого океана, с Атлантики и различных северных и южных морей. Они делают интереснейшие срезы. Например, все из школьных учебников биологии привыкли, что разные виды не могут скрещиваться друг с другом. А наши ученые делают генетические исследования и по ним это разные виды, и они скрещиваются. Так как такое может быть?! Тогда возникает вопрос: а что такое вид? Таким образом исследования диатомовых водорослей выводят нас на фундаментальные вопросы естествознания.

Об этих водорослях можно много рассказывать. Очень широкий спектр их использования: от производства биологического топлива до нанотехнологий, потому что панцири этих водорослей представляют собой кремниевые кристаллы, с определенной структурой, определенными свойствами....

На сегодняшний день Карадагская научная станция вышла по тематике исследований на уровень республики, и не только. Тем, что здесь изучается, ни один заповедник похвастаться не сможет.