Столько людей проходит через их жизнь

Накануне праздника медработников — о буднях судакской скорой

Новый рабочий день подстанции скорой помощи №19 Судака начинался, как обычно, подведением итогов суточной смены. Обсуждали «наболевшую» тему о том, что шансы на успешную реанимацию пациента значительно возрастают, если на вызов выезжает усиленная бригада. Подтверждение справедливости этого утверждения по воле судьбы последовало незамедлительно.

Позвонили из банка: молодой охранник, отработав смену, потерял сознание и упал. Дежурная бригада, а с нею и заведующий подстанцией М.М. Пикулов, помчалась на вызов.

Заметим, что участие руководителя службы вовсе не является обязательным, в качестве  врача он дежурит только в выходные, но, как признается Михаил Михайлович, «жажда возможности оказать кому-то помощь толкает, я часто и на аварии выскакиваю», хотя за это даже ругают. Как знать, может, не кинься он тогда вместе с коллегами спасать человека, все закончилось бы гораздо печальнее, ведь 40 лет его врачебного опыта, почти все из которых здесь, на скорой, помогают порой делать, казалось бы, невозможное.

«Подлетели» к отделению банка: там, как всегда, стоят машины, несмотря на то, что остановка запрещена (можно только представить, какое мастерство требуется от водителя летом, когда все тротуары все запружены, и машины стоят  по обеим сторонам дороги). Счет идет на секунды. Два врача, фельдшер и водитель, который помогает нести носилки и сумку с реанимационным набором (ведь с собой должен быть еще дефибриллятор, механический аппарат для искусственной вентиляции легких (АМБУ) и сумка с  лекарствами) вбежали в помещение. На полу лежит молодой человек без признаков жизни. Начали оказывать помощь. Кардиомонитор показал небольшую изоэлектрическую активность сердца, однако через какое-то время, несмотря на реанимационные мероприятия,  на мониторе пошла изолиния, т.е. практически сердце остановилось. Но медики не сдавались, т.к. зрачки парня реагировали на вводимый через катетер адреналин – значит, мозг не умер.  25 минут они продолжали реанимационные мероприятия, не давая угаснуть жизни: сменяя друг друга, проводили компрессию грудной клетки (раньше эту процедуру называли непрямой массаж сердца). А затем, погрузив пострадавшего на жесткие носилки, продолжили реанимацию прямо на ходу: через каждые 30 нажатий на грудную клетку – два вдоха при помощи аппарата АМБУ. В машине, оборудованной до уровня передвижной реанимационной установки, подключили пациента к аппарату искусственной вентиляции легких и, сообщив диспетчеру, чтобы подготовил встречу в отделении реанимации, включив сирену и «мигалку», транспортировали его в городскую больницу.

По стандарту, если проводимые реанимационные мероприятия не дают результата в течение 30 минут, их прекращают. Но в данном случае работники скорой помощи и присоединившиеся к ним сотрудники реанимационного отделения действовали не по инструкции и продолжали бороться за человеческую жизнь. «Не оставляла надежда, что мы сможем этого парня все-таки вытащить», — говорит Михаил Михайлович. И лишь на 42-й минуте от начала реанимации убедились, что она успешна, состояние больного стабилизировано. На четвертый день молодой человек стал уже всех узнавать, писать в блокноте ответы на задаваемые вопросы (говорить мешала фистула в горле, через которую обеспечивалась искусственная вентиляция легких). Через пару недель он был доставлен санавиацией в Симферополь, и хотя проведенное там обследование так и не установило причину случившегося, но благодаря работникам судакской скорой и реанимации было сделано главное – спасен человек.

Выполнив свой долг, бригада вернулась на подстанцию. О том, какие усилия, в том числе и физические, были затрачены на одном только вызове, свидетельствует красноречивая деталь: медицинскую форму, совершенно промокшую от пота, им пришлось отправить в стирку.

-Когда оказываете помощь, особенно в таких тяжелых случаях, действуете отстраненно, по схеме, или все равно переживаете?— задаю, возможно, не совсем корректный вопрос М.М. Пикулову.

-Ну, конечно, переживаешь, хотя не до такой степени, как нам говорили, что врач должен воспринимать боль как свою. А  что тогда делать стоматологам? Одни сутки отработает – и концы отдаст? – пробует отшутиться Михаил Михайлович. – Конечно, переживаешь, конечно, после этого начинает трясти, и давление у самого поднимается. На аварию приезжаешь, там такая картина — всё в крови, не каждый это может принять. 3-4 года молодой специалист внедряется, потихоньку начинаем его «грузить».

—Работникам скорой помощи приходится контактировать с чужой кровью, выезжая на ДТП или, к примеру, принимая роды на дому. Есть риск инфицирования, ведь в этот момент не спросишь, нет ли у человека ВИЧ-инфекции или другого серьезного заболевания. Как себя обезопасить?

-Это большая проблема. У нас есть т.н. технология, приказ про аварийную ситуацию: инфицирование пациентом, который заведомо заражен. Можно наколоться инфицированной иголкой после инъекции, в лицо тебе может попасть зараженная биологическая жидкость и т.п. При обнаружении такого контакта с выделениями человека это место двукратно обрабатывается спиртом, потом мылом, и снова спиртом. Информация о случившемся записывается в специальную тетрадь, и оповещается симферопольский центр, который должен в течение 72 часов предоставить ретроантивирусную терапию. Так что все мы как бы ходим под этим мечом дамокловым.

—И что на такой работе держит?

-Ну что? Во-первых, всю жизнь здесь проработал, втянулся, потом понимаешь, что нигде больше не дойдешь до таких высот, как здесь умеешь. К примеру, выезжаем мы на аварию, и уже за двадцать метров до места происшествия ты понимаешь по внешнему виду разбитой машины, что там было, и знаешь механизм действия, какая помощь нужна и какие шансы у пострадавших.

-То есть врач «скорой» должен быть суперуниверсалом?

-Ну, если он нормально в этой специальности работает, значит, он все должен уметь.

—А может ли работать на скорой помощи равнодушный, безразличный человек?

-Нет, потому что большой прессинг и людей, и персонала. Такой у нас не удержится. Если ты не соответствуешь хотя бы минимально, с тобой никто не будет работать. У нас были такие сотрудники, но они сами уходили, понимая специфику и не выдержав нагрузки. Здесь ты не можешь на работу опоздать. Если ты, например, на прием в поликлинике опоздал, на тебя очередь кричит. А здесь пока ты не придешь, дежурная смена  не уйдет с работы, они не смогут бросить «вахту», никому ее не сдав. Опоздал ты на пять минут – а твои коллеги в это время поехали на следующий вызов, а с вызова им, может, пришлось в Феодосию везти больного с инсультом. Они же не будут кричать – возьмут и повезут. И как ты им потом в глаза будешь смотреть?

—Дежурить круглые сутки – это очень тяжело на любой работе, а на вашей вдвойне. У работников график сутки через трое?

-Это идеальный вариант. У нас чаще получается, т.к. все практически работают на полторы ставки из-за нехватки персонала, получается в лучшем случае сутки через сутки. Водители, конечно, работают по 12 часов, иначе они могут совершить ДТП, не выспавшись. А медработники в очень жестком графике, потому что мы иногда перекрываем и сёла, если там кто-то в отпуске. В сёлах у нас четыре опорных пункта: в Солнечной Долине, Грушевке, Морском и Дачном, по две бригады в каждом, они  через ночь дежурят. В составе бригады — фельдшер и водитель, который проучен практически до уровня парамедика.

В городе дежурят две круглосуточные бригады: врачебная, в которой врач и фельдшер, и фельдшерская. Хотя по приказу укомплектования в каждой бригаде должен быть врач, фельдшер и медсестра или врач и два фельдшера.

—А санитары? Ведь если дежурят женщины, как нести больного, когда необходима госпитализация?

-Раньше в системе оказания скорой помощи были санитары (у нас, правда, они не особо были представлены, так сложилось, а в других районах в каждой бригаде скорой помощи был санитар). В их функции входила и уборка помещения. Но года полтора назад была предпринята реформа, по которой всех санитаров перевели в уборщики помещений. Кто не согласился, тому предложили уволиться. Где-то были предложены варианты  обучиться дополнительно, трудоустроиться. А люди грамотные были,  проработали по нескольку десятков лет, могли и шины наложить, и т.д., реально помочь. Такая вот тенденция.

Чтобы обеспечить функционирование одной бригады, нужно, чтобы она обслуживала 8 тысяч населения в сельской местности или 10 тысяч – в городе. Такие нормативы, они ещё в Советском Союзе были. У нас в регионе населения 32 тысячи с небольшим, а бригады – четыре (в деревнях две считаются как одно целое), вроде не укладываемся в нормативы. Но летом, по нашим подсчетам, приезжает на отдых до 140 тысяч человек. И в среднем за год мы обслуживаем от 10,5 до 12 тысяч вызовов, однажды были даже рекордные 14 тысяч. Если учитывать, что собственно городского населения в Судаке около 15 тысяч, то получается, что мы как будто к каждому жителю выезжали. Очень много отдыхающих летом, и с ними главная проблема – они не идентифицируются у нас. Человек при обращении на скорую должен предъявить медицинский полис и паспорт. Но от курортников часто слышим: «Мы приехали сюда отдыхать, мы ничего не брали с собой, и не обязаны брать на пляж паспорт. Пишите, что хотите». А мы со слов не имеем права заполнять карточку, но помощь оказать обязаны. Раньше на это выделялись бюджетные средства, но бюджетное финансирование год от года сокращается, и по линии ОМС ничего не оплачивается в таких случаях.

Точно так же ОМС не оплачивает вызовы к туберкулезным, психически и онкобольным. Раньше мы обслуживали онкобольных, кололи им наркотики три раза в сутки. Сейчас больше уделяют внимания таблетированным препаратам и пластырям всяким обезболивающим. У нас есть горькая шутка, что пластырь при онкологии – это широкий пластырь, которым заклеивают рот, чтоб не слышно было криков. Есть закон о паллиативной помощи, но эту функцию передали в отделение неотложной помощи, а оно работает практически как приемный покой.

—Повысилось давление – тоже скорую вызывают.

-Это считаются хронические больные, иногда они вызывают нас по 2-3 раза в сутки — то ли сами не хотят ложиться в больницу, то ли их не хотят.

Мы в такой парадоксальной ситуации: с одной стороны, с нас требуют, чтобы мы оказывали специализированную  медицинскую помощь, а с другой – чтобы избежать жалоб населения, приходится обслуживать тех же хронических больных.

Ну и летом мы вообще работаем как выездная поликлиника на колесах, потому что в субботу и воскресенье поликлиника не работает. Люди приезжают, удивляются, почему в курортном городе нет курортной поликлиники.

-А на приемный покой не идут?

-Не хотят – это раз. Второе: в приемном отделении летом аншлаг. Там в лучшем случае дежурный врач и фельдшер (текучка очень большая, т.к. работа тяжелая), и такие экстренные случаи, как, например, вытащить рыбью кость из горла или окалину из глаза – это я тут делаю, не ехать же пострадавшим в Симферополь, а дежурного окулиста в выходные нет.

—Простому человеку порой сложно разобраться, в чем разница между экстренной и неотложной помощью.

-Мы сейчас осуществляем и тот, и другой вид помощи. Неотложной считается помощь, которая не требует экстренного реагирования, нет непосредственной угрозы жизни, и вызов может быть отложен на два часа. А так как народ не особенно разбирается, звонят и говорят: «Приезжайте немедленно! — Что случилось? – Я не доктор, не знаю. Попробуйте только не приедьте!» — и тут начинаются угрозы.  Люди вообще не хотят разбираться. Нагрузка и психологическая, и физическая очень большая, поэтому никто из молодых врачей не хочет идти на эту работу, у нас все врачи пенсионного возраста.

И в правовом плане мы абсолютно не защищены. Максимум, что у нас есть – это тревожная кнопка. Но на вызове – там кнопки нет, там один на один остаешься с проблемой, могут оскорбить, и в лицо плюнуть, и  ударить. Приезжаешь на какую-то пьяную драку, тут же можешь попасть под раздачу. Переворачивая любого бомжа, мы знаем, что он может ударить тебя ножом или отверткой, поэтому есть специальные приемы подхода, со стороны головы заходишь, стараешься себя обезопасить. Если, например, валяется в горсаду пьяный, полиция не едет, вызывают нас. С бомжами проблема: куда их девать? Летом они приезжают на «отдых», а при наступлении холодов кидаются под машину, чтоб получить травму и лечь в больницу, а потом оттуда не выписываются, превращая палату в такое, что все оттуда сбегают. При царе-батюшке были ночлежки, за счет благотворительности, обычно при церквях, за границей они есть, где такой человек может переночевать и пройти санобработку, в больших городах – Москве, Петербурге. В маленьких городах это проблема. Тут в Судаке уже два года один такой рыжий есть, мы его привозим на приемный покой, его оттуда выгоняют, он опять пошёл до ближайшего куста, лёг – нас опять вызывают, и так по три-четыре раза. Т.е. мы как «санитары леса». И, конечно, у всех этих бомжей нет ни паспорта, ни ОМС – никакая оплата скорой за такой вызов не идёт. Это получается львиная часть нашей работы, и это похуже любого больного.

—Предусмотрено ли в отношении работников скорой такое понятие, как вредность, чтобы хоть раньше на пенсию можно было уйти?

-Предусмотрено 0,75 литра молока в день, но его не покупают, дают 200-300 рублей в месяц.

-Да уж, серьезная компенсация за все издержки профессии… А можно ли сказать, сколько на вашем счету  спасенных жизней?

-Удачных реанимаций, к сожалению, не очень много. Большое значение имеет фактор времени, он обычно несколько минут, от 5 до 7, когда ещё можно провести успешную реанимацию. Такие случаи бывают, например, когда мы приехали оказывать помощь на пляж (кто-то порезал ногу или перегрелся на солнце), и тут кричат: утопление, утопление! Кидаемся спасать, и тогда удаётся более-менее успешно отработать. Конечно, проблематично проводить дефибрилляцию на мокром песке… При нашей  организации отдыха, когда перегорожен въезд на набережную «пеньками», которые кто-то там должен прибежать опустить — обычно мы подлетаем и прыжками вниз несёмся через кусты, и тут уж некогда думать о резиновом  коврике для изоляции.

А  если говорить о большем временном промежутке — в этом году был случай в Богатовке. Мужчина 58 года рождения, приехали, сняли ЭКГ – видим, что инфаркт. Он говорит, нет, это я дрова потаскал с утра, и что-то у меня болит. Мы по вайберу сбросили показания ЭКГ в кардиоцентр в Феодосии – оттуда подтвердили: да, инфаркт, мы готовы принять, организуйте транспортировку, если он уверенно себя чувствует. Больной разговаривает с нами, не верит, родственники тоже недовольны. И  тут он  раз – и угасает. Мы сразу начинаем компрессию грудной клетки, в вену адреналин и где-то на 12-14 минуте запускаем сердце. Принимаем решение везти в нашу реанимацию. Привозим — не верят, что инфаркт, говорят, это инсульт, везите в Феодосию. Пришлось везти через четыре дня. Там были в искреннем недоумении, как можно было человека отправлять после реанимации, подтвердили диагноз «инфаркт». Больной там прошёл полный цикл лечения, потом мы от него благодарственное письмо получили. Радует, когда все усилия были потрачены не зря. Столько людей проходит через твои руки, через жизнь…

—Спасибо за ваш труд, за бессонные ночи, за то, что в любое время приходите на помощь. И с праздником! Здоровья вам и вашим близким, счастья и благополучия.

Беседовала О. Онищенко

Фото автора

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ К ИНТЕРВЬЮ

Родные парня, с рассказа о котором началась наша беседа, тоже написали благодарность в газету и на имя директора ГБУЗ РК «КРЦ МК и СМП» в адрес спасителей их сына, работников скорой помощи подстанции №19  г.Судака: И.В. Гамалий, З.А. Петтаевой, Д.В. Цмаколенко и М.М. Пикулова. И это, безусловно, дорогого стоит, и приятно. Но хорошо, если бы труд работников скорой помощи оценивался также на другом уровне. К примеру, заведующий подстанцией М.М. Пикулов, окончивший мединститут в 1979 году, до сих пор состоит в очереди на квартиру (о чем он вскользь упомянул в нашем разговоре). Конечно, надо поощрять молодые кадры, заинтересовывать их жильём, но неужели отдавшие десятки лет здравоохранению медики, продолжающие трудиться, также это не заслужили?