Личные воспоминания современника Ивана Айвазовского

Окончание. Начало в №№ 26-27

Предлагаем вашему вниманию завершающую часть мемуаров одессита Юрия Галабутского, который в последние годы жизни Ивана Айвазовского был назначен преподавателем русского языка и литературы в Феодосийскую мужскую гимназию. И его знакомство с великим маринистом продлилось 11 лет. Как отмечают сотрудники картинной галереи, где хранятся воспоминания Ю.Галабутского, его мемуары интересные тем, что рассказывают об И.Айвазовском именно как о человеке, гражданине, горожанине. Предполагается, что написаны они уже в 20-е годы прошлого века.

Генерал маленькой армии

Он был настоящим генералом маленькой гимназической армии, и один раз даже разыграл роль военного генерала как следует, при полной военной обстановке. Дело было так. Известно, что в 90-х годах наши гимназии увлекались так называемой «военной гимнастикой». Под руководством учителей-
офицеров, гимназисты проделывали всевозможные «военные прогулки», на которые гимназия выступала под звуки военного марша, с собственным знаменем; бывали даже случаи, что директора гарцевали впереди верхом на борзых конях, подобно настоящим батальонным командирам. Увлекалась парадоманией и наша гимназия.

В день коронации, 14 мая 1896 года, гимназия принимала участие в общем военном параде вместе с войсками местного гарнизона. Перед торжеством, помню, возник вопрос: кто будет «принимать» наш парад? Решено было, что нашим парадным генералом будет Айвазовский. Ему, кажется, эта выдумка показалась забавной, и он согласился. Так и сделали. Когда войска прошли перед своим бригадным генералом, двинулась церемониальным маршем и гимназия, под звуки собственного оркестра, мимо Айвазовского, который приветствовал проходящих по классам, получая в ответ: «Здравия желаем, ваше превосходительство!» Когда прошли последними «приготовишки», мерно отбивая шаг и скосив по-военному глаза в сторону начальства, Айвазовский рассмеялся и сказал: «Много в моей жизни было странного и неожиданного, много я видел и испытал и многому перестал уже удивляться; но если бы кто-нибудь сказал мне, что я когда-либо в своей жизни буду принимать парад, этому я ни за что не поверил бы!»

Смерть Айвазовского

Последнюю зиму, по словам близких к нему лиц, он чувствовал себя очень хорошо. Был в Петербурге и вернулся оттуда бодрым, здоровым и веселым. Собирался 1 мая переехать к себе в Шах-Мамай, он часто ездил туда, чтобы сделать необходимые распоряжения.

В день смерти он тоже утром ездил в имение, вернулся часов в пять пополудни, очень довольный и бодрый, и, чувствуя себя совершенно здоровым, сам уговорил жену и сестру своей жены съездить к их родным. До сих пор жена И.К-ча никуда не уезжала одна, боясь оставить И.К-ча. В семь часов вечера И.К-ч сам проводил их на вокзал, куда собирались знакомые, с которыми он весело шутил, и говорят, что редко видели его в таком прекрасном и бодром расположении духа. После отхода поезда он пешком отправился с вокзала к своим родственникам Мазировым, жившим довольно далеко от вокзала, играл там в карты, ужинал и в двенадцатом часу, совершенно здоровым, поехал домой.

Во втором часу ночи его лакей услышал звонок. Думая, что звонят у парадного входа, лакей пошел туда, но, не найдя никого, он поднялся в комнату И.К-ча, которого нашел лежащим поперек кровати, почти без признаков жизни. На столе лежал намоченный компресс: очевидно, почувствовав себя нехорошо, И.К. клал себе на голову компрессы, а когда это не помогло, он позвонил. И.К. был уже мертв.

Айвазовский оставил по себе славное имя. Что бы ни толковали о нем художественные критики, с точки зрения тех или других течений в искусстве, огромный талант его вне всяких споров и сомнений. Это талант, рожденный Крымом, столь же яркий и пышный, как природа этого края. Айвазовского создало море, как оно создало Аю-Даг, прибрежные скалы, народные легенды и песни. Все, что, сливаясь, живет в воображении и памяти народных масс.

Предание о славном художнике

В своем родном городе Айвазовский сейчас почти забыт. Мало кто из феодосийцев укажет дом, где родился Айвазовский, расскажет его биографию, и редко кто знает хотя бы главнейшие его картины. Между тем, среди простого, рабочего люда, где-нибудь на Форштадте, или в горном татарском селении, вы и теперь услышите от какого-нибудь старика-татарина не лишенное поэзии предание о славном художнике...

Так, несколько лет назад, покойный директор Феодосийского музея Л.П. Колли18 записал сохранившийся среди татар поэтический рассказ о том, как знаменитый крымский разбойник Алим приехал поздравить Айвазовского после свадьбы. Когда Айвазовский, тотчас после бракосочетания (речь идет о первом браке Айвазовского) ехал к себе, в имение Шах-Мамай, ночью, почти к самым дверцам кареты подскакал стройный всадник, на прекрасном коне, остановил карету, поздравил новобрачных и исчез в темноте. Это был Алим.

Невольно вспоминаются грустные строки Пушкина:

Певец любви, певец богов,

Скажи мне, что такое слава?

Могильный гул, хвалебный глас,

Из рода в роды звук бегущий,

Или под сенью дымной кущи

Цыгана дикого рассказ?..

Не мастер говорить

Шутка ли сказать, он лично знал Жуковского, Пушкина, Гоголя; ему покровительствовал «дедушка» Крылов; его знала и любила тургеневская «плеяда»; писатели, художники, артисты дарили ему свои произведения с собственноручными надписями и свои портреты, из которых он составил целую коллекцию для своей картинной галереи; наконец, его ласкал Двор четырех русских императоров!..

Как жаль, что Айвазовский, великий мастер кисти, не брал в руки пера и не любил его! В воспоминаниях, записанных с его слов и напечатанных в «Русской Старине», если не ошибаюсь, 70-х годов, много любопытного и ценного и для его биографии, и для пережитого им времени; но это только малая доля того, что он мог бы еще рассказать и что иногда рассказывал он как случайно пришедшее на память воспоминание...

Айвазовский был вообще не мастер говорить. В его речи заметен был нерусский акцент, говорил он несколько затрудненно и не плавно, растягивая слова и делая довольно продолжительные паузы; но он говорил с спокойною важностью человека, который заботится не о том, как сказать, а лишь о том, что сказать.