Строитель, барин, царь: три четверти века актера Никиты Михалкова

Говорят, у архивариуса российского Фонда культуры хранится - чуть ли не на стене кабинета висит - генеалогическое древо рода Михалковых. Там на ветках встречаются и Гоголь, и Пушкин, и даже цари. Может, сплетничают, конечно. 

Младший сын известнейшего советского детского писателя, соавтора гимна СССР, лауреата Сталинских премий и Госпремии, политика и общественного деятеля Сергея Михалкова был по меркам того времени очень поздним ребенком: Наталья Кончаловская родила Никиту в 45 лет - 21 октября 1945 года.

В детстве мальчик серьезно занимался фортепиано - даже учился в знаменитой ЦМШ при консерватории. Ходил в театральную студию, воспитание и образование получал благородное и высококачественное. 

В 18 лет поступил в Щукинское театральное училище и снялся у Данелии в фильме "Я шагаю по Москве". После этого проснулся, как говорится, знаменитым.

Кстати

Со съемками "Я шагаю по Москве" связана забавная и поучительная история - Георгий Данелия описывал ее в книге "Безбилетный пассажир". Никита играл, как все помнят, юного метростроевца. Ему, как начинающему актеру (да в общем, и не актеру пока, потому что он только начал получать профессию), полагалась зарплата восемь рублей в день. И вот съемки начались, а Михалков-младший сниматься отказался. Потребовал, чтобы ему платили 25 рублей в день - как Галине Польских, которая уже была довольно известна. Данелия на шантаж не поддался и дал понять, что готов заменить "незаменимого". Никита отступил и продолжил сниматься. И спел свою знаменитую песню. А с Данелией они остались в очень хороших отношениях.     

В "Жестоком романсе" он как будто и не играет. Паратов у Островского в "Бесприданнице" не был таким, каким он получился у Михалкова. Обаятельный барин, он не ходит, он ступает по земле. Холеный, вальяжный, снисходящий до цыган и матросов. Душа общества. С Ларисой нежен, влюблен, бережен. Она поет - он как будто дышит с ее голосом в такт.

А потом ему становится можно все. Фантастически меняется язык тела. Он подходит поцеловать руку ближе, ближе... ближе, чем позволяют любые приличия того времени. Наклоняется к плечу, очень близко. Говорит тихо. Лариса плавится, теряет волю. Так работает звериный михалковский магнетизм.

А потом совершенно мертвые глаза - в сцене наутро. Как будто опустились шторы-блэкаут. Закрыли его душу, погасили все тепло. Он уничтожает ее своим тихим голосом - как будто ему тяжело говорить все эти жестокие слова. Она никнет и снова плавится, уменьшается, гаснет. 

И, конечно, убивает ее не Карандышев, а Паратов. 

У комдива Котова тоже есть этот магнетизм, не поддающийся рациональному объяснению. Эти небрежные михалковские интонации, естественность пластики. В сценах с дочерью Надей - нежность и трепет, которые не сыграть.

И, наконец, царь. Первый кадр, который вспоминается в этой связи, это император в "Сибирском цирюльнике". Тут тоже, в общем, нет игры. Это и правда царь-батюшка (вспомним фамильное древо). 

В интервью ТАСС накануне своего 75-летнего юбилея Никита Сергеевич много рассказал о жизни, счастье и славе. О славе - вот так:

"Понимаете, есть люди, которые строят дом, чтобы в нем жить, а есть люди, которые строят дом, чтобы его показывать... Да, была эта жажда публичности… Помните, у Пушкина: "Желал ли славы я?" Да, да, конечно, желал. Но приходит какой-то момент, и ты понимаешь, что нет, не пресытился. Просто тебе было это нужно 30 лет назад. Как я мечтал в детстве о том, что стал Героем Советского Союза, приехал на коне со звездой, в папахе и в бурке в школу к учительнице математики. Чтобы показать: "Ты меня мучила своей математикой, вот, смотри на меня!" Вот такие детские желания, конечно, были. А сейчас как-то все иначе."