«Вначале был жест»: 95 лет Плисецкой

"Необязательно любить балет, чтоб быть влюбленным в Майю Плисецкую", - однажды сказал про легенду балета легенда журналистики Владимир Познер.

Она не была слишком доброй, не была сврехчеловечной, но всегда – уважаемой, независимой и элегантной. Узнаваемый профиль, длинная шея, балетный поворот головы, одежда от Кардена. ("Вы слишком хорошо одеты. Богато живете?" однажды сказал ей Хрущев.)

И в то же время – любительница селедки, хлеба с маслом и футбола. "Футболисты – это современные гладиаторы, они работают на износ".

На износ. Так же, как и балетные.

У нее болели колени, и это несмотря на то, что она сама считала, что травм у нее не так уж и много. Плисецкая никогда не любила тренироваться и репетировать: "Думаю, что в итоге это и продлило мою сценическую карьеру: у меня были неизмученные ноги".

У нее не было супергимнастических данных, но руки Плисецкой сравнивали с зыбью воды, а критики называли пластичность балерины "нечеловеческой".

От забытых богом клубов с кривыми щербатыми полами, на которых было проведено военное отрочество, она дотанцевала до лучших мировых сцен: "Элегантность давалась кровью".

Она не любила свое прошлое, в котором остались репрессии семьи, не любила государственный строй. Но танцевать хотела только на сцене Большого театра ("танцевать для себя мне в голову не приходило"), а родиться и жить – в будущем, "в ХХIII веке".

Сила Плисецкой всегда была в артистичности и импровизации. "Два раза танцевать одинаково неинтересно".  

Ее "Кармен", написанную специально для Майи Плисецкой мужем Родионом Щедриным, обвиняли в вызывающей сексуальности, а за "Болеро" Равеля, которое она станцевала в 50 лет, балерину объявили "предательницей классического балета".

В ее честь названы цветы и небесные тела. В 1984 году открытый Крымской астрофизической лабораторией астероид получил от ученых имя Майи Плисецкой. А астероид рядом – именем ее супруга, композитора Родина Щедрина.

Два народных артиста в одной семье. Преданные друг другу до конца, они последние 15 лет жили в обстоятельном и упорядоченном, без разгильдяйства, Мюнхене. Но и там любимым писателем для Майи оставался русский до глубины души Лесков.

И никакого загадывания будущего: " Я бы хотела, чтоб подольше пожил Щедрин. Больше никаких желаний", - сказала она в большом интервью 1995 года.

Через 10 лет ее не стало.