Секретные дела собачьей службы

Два неприметных серых здания-короба, обнесённых таким же серым забором, находятся в значительной стороне от нового терминала аэропорта «Симферополь». На первый взгляд никак не заподозришь, что в них скрыта работа крайне специфической и, пожалуй, одной из самых важных служб большого комплекса авиационной безопасности, обеспечивающей защиту тысяч людей, проходящих ежедневно через воздушные ворота Крыма. 

Быт и нравы мохнатых служивых

На небольшом крылечке нас встречает Артём — начальник кинологической группы международного аэропорта «Симферополь». Худой, приветливый, улыбчивый парень. Проводит внутрь — знакомит с хозяйством.

Внутри всё светло и почти стерильно. Собаками даже не пахнет, зато аппетитно тянет кашей: кухня, где собакам готовят пищу, располагается почти сразу у входа.

«Можете попробовать, — шутит Артём, когда я засовываю свой любопытный нос в здоровенную железную кастрюлю. — Самая обычная каша с мясом».

Меню у пушистых охранников строгое и разнообразное: за их формой пристально следят.

«У каждой собаки — свой рацион. Кому-то нужно больше мяса, кому-то — больше овощей. Основной принцип питания идёт от истоков: собака — всё-таки хищник, значит, мясо — основа рациона, — поясняет Артём. — По норме на взрослую собаку, которая весит больше 25 килограммов, полагается 400-500 граммов мяса и около 400 граммов крупы, 150 граммов овощей. Это суточная норма. Дальше всё регулируется индивидуально».

В серых неприметных зданиях-коробах всё компактно: кухня для собак, кладовая, помещение санитарной обработки — тоже для собак. С другой стороны коридора — помещения для сотрудников: кухня, раздевалка, общая рабочая комната, хозяйственное помещение, кабинет начальника службы, ветеринарный кабинет. Всего 19 человек: младшие инспекторы, которые смотрят за собаками, инструктор, который занимается тренировками и обучением как собак, так и кинологов, инспектора-кинологи, которые работают непосредственно с собаками в аэропорту, и старшие инспектора, которые координируют процесс.

Второе здание-короб — вольеры с питомцами — отделено от первого небольшой и уютной лужайкой. Ряд вольеров при нашем появлении заходится дружным заливистым, но не злым лаем.

«У каждого кинолога — своя собака, они работают только в паре друг с другом. Очень редко, в исключительных обстоятельствах инспектор может пойти работать с чужой собакой, но мы стараемся этого избегать, потому что тогда пара работает хуже. Это не просто работа с животным, это тандем: ты занимаешься с собакой, знаешь её повадки, привычки, настроение. Собака тебя знает, вы знаете, что ожидать друг от друга, понимаете друг друга. Со своим хозяином собака всегда работает лучше», — поясняет Артём.

Тем не менее начальника кинологической службы узнаёт каждая из 15 собак: при окрике «А ну, спокойно!» собачий хор затихает, как по щелчку.

Все собаки в кинологической группе крымского аэропорта «ВВшные» — заточены на поиск взрывчатых веществ, оружия и боеприпасов. Пород несколько, большинство — немецкие овчарки, работавшие в старом терминале ещё в украинские времена. Кроме них, три миттельшнауцера, две бордер-колли (одна из них — символ аэропорта Алиса), ирландская и австралийская овчарка, лабрадор. Все — девочки: так лучше для службы, чтобы кобели не отвлекались на сук в периоды течки, поясняет главный кинолог.

Однако пол — далеко не единственный критерий для отбора.

«Найти рабочую собаку — непростое дело. Собака должна быть породистой, от «рабочих» родителей. На таких нужно занимать очередь ещё до вязки (спаривания для получения потомства — прим.), но даже если ты занял очередь, не факт, что вязка пройдёт успешно и ты не пролетишь со щенком», — рассказывает Артём.

«А сколько вообще пород, которые способны к подобной работе?» — уточняю, играя через сетку в гляделки с пушистой немецкой овчаркой.

«В принципе, работать-то может любая собака, если её обучить. Другое дело, насколько это будет эффективно в данных условиях, а в аэропорту условия очень сложные, — поясняет Артём. — В других службах, например, при минно-розыскной деятельности, проще, потому что собака выбегает в поле и у неё только местность, из отвлекающих факторов, может, только птица какая-то. А аэропорт — это и люди, и собаки, и кошки, и попугаи случаются, то есть, животные, которых пассажиры везут. И техника шумит, и самолёты, когда на них работаем, шумят, и в поле тоже работаем, и транспорт досматриваем, и багаж, и какие-то, бывает, мелочи — телефоны, забытые игрушки. То есть собака должна работать везде, а здесь у нас изобилие раздражителей».

Обходим клетки. У каждой собаки характер чувствуется сразу: кто-то вертится волчком у ног, кто-то спешит выскочить из открытого вольера на прогулку, кто-то осторожно отходит в сторону, наблюдает за странным чёрным щёлкающим аппаратом в руках у чужого человека. Ни одна не рычит.

«Какие они у вас смирные, не бросаются», — удивлённо констатирую я, когда в открытой клетке чёрная, как ночь, немецкая овчарка сама подходит ко мне, тыкается носом в руки.

«Наши собаки должны быть контактными, — улыбается Артём. — Не чураться и не бросаться на «посторонних». Минно-розыскные могут быть агрессивными, а к нашим собакам даже дети спокойно подходят. Если собака не на работе, мы разрешаем их гладить или покидать им мяч».

Пропорции службы и дружбы

Чёрная овчарка, за отсутствием угощения, философски ложится в угол вольера. По взгляду, по медленной походке видно — ветеран службы. Собаку зовут Нарния, говорит Артём. Она, действительно, старушка: ей уже 10 лет.

«До скольки лет собака может нести такую службу?» — прикидываю, что Нарнии уже по всем меркам пора на заслуженный отдых.

«В целом у собаки продолжительность жизни — лет 12. До 15 маленький процент доживает. У нас, как правило, собаки работают до восьми лет. Вот Нарочку уже списываем, сейчас ей на замену готовим собаку», — поясняет начальник кинологической службы.

«А куда списывают собак?» — в голове сразу плохие ветеринарные шутки из серии «усыпил — и в расход».

«Как правило, их разбирают по домам кинологи, которые с ними работали, — поясняет Артём. — Старые собаки у нас в основном крупные. Новых собак мы стараемся брать из пород не таких крупных, чтобы можно было работать в труднодоступных местах — на самолёте, например, легко куда-то перенести, подсадить в багажное отделение. Немца туда не подсадишь, а бордер-колли — легко».

Через клетку на нас радостно кидается то самое «легко» — подросший символ аэропорта.

«Выросла, морда, — гордо констатирует Артём, когда бордер-колли Алиса, она же Алис Фелицис, чёрно-белым вихрем вылетает из открытого вольера. — Очень любвеобильная собака. Алис! Ну что, тучка чёрная, топай на площадку, покажешь, чему научилась».

Тренировочная площадка у кинологической службы находится тут же, за углом здания. На небольшом полигоне около десятка основных снарядов — необходимый минимум, который должна пройти и освоить каждая порядочная собака.

«Дрессировочный процесс начинается, как только собака сюда попадает, — рассказывает Артём, периодически отдавая команды бордеру. Алиса, красуясь, легко выполняет каждое упражнение на камеру по несколько раз. — Любые снаряды тренируют физическую силу, выносливость, вестибулярный аппарат и приучают к каким-то реальным ситуациям. Наклонная стенка равносильна подъёму по трапу, барьер — любому препятствию, которое надо перепрыгнуть. Окоп — это то, как собаки перепрыгивают с тележки на тележку, когда досматривают багаж. Если это бум — это какие-то узкие дорожки. Наклонная лестница или вышка тренирует устойчивость и привыкание к открытым пространствам между ступеньками, чтобы собака не боялась подниматься и не боялась высоты».

«Сколько нужно времени, чтобы собака освоила весь комплекс?» — уточняю, разглядывая довольно скачущую по площадке Алису.

«Это зависит и от собаки, и от кинолога. Есть собаки, которые чего-то побаиваются, значит, им понадобится чуть больше времени, чтобы привыкнуть. Одна собака может быть более игривая, другая — более спокойная, терпеливая. Нужно это учитывать и при продолжительности занятий, чтобы собаке это не надоедало, чтобы собака хотела с каждый днём всё больше и больше заниматься, — Артём подзывает бордер-колли в конце площадки, треплет по холке, угощает за старания. — Это те же самые дети в детском саду: начинать надо с самого простого и в игровой форме».

После блестящей демонстрации навыков Алису возвращают в вольер на заслуженный отдых, мы же с Артёмом и инспектором службы Андреем в сопровождении преклонных лет немецкой овчарки Злюки (официально Зауры, а по-товарищески просто Зю — прим.) идём «в поля» — в здание терминала, на работу.

«Наверное, в вашу службу сотрудников непросто найти», — наконец до меня потихоньку начинает доходить весь объём работы кинологов с собаками: это же не только мячик покидать и погладить, это следить за кормом, за состоянием, обучать, изучать, самому параллельно учиться.

«Очень сложно, — кивает начальник кинологической службы. — Специалистов мало, ещё меньше людей, которые хотят трудиться. А здесь, если не трудишься сам и не развиваешь собаку, по животному сразу видно: она просто не работает. С собакой так нельзя: это не компьютер, в котором запчасти поменяй — и снова всё заработает. Или включил через два месяца — и все настройки сохранились. Здесь надо заниматься каждый день по нескольку часов. Мы проводим «экзамены» — делаем закладки на разных местностях, в самолётах, в аэропорту, с помощью специальных тест-предметов, а кинолог с собакой должны найти. При этом работа собаки — это чаще всего 30%, а первые 70% — работа кинолога».

«То есть ищет не только собака, но и кинолог?» — с удивлением прямо расписываюсь в том, что всегда считала человека в форме приложением к вездесущему собачьему обонянию. Андрей смеётся.

«Сейчас увидите, — Артём тоже улыбается. Кивает спутнику на сумки, которые кто-то из пассажиров оставил на скамейках у фонтана на привокзальной площади.

«Чьи сумочки?» — инспектор как-то неуловимо меняется: вот только что шёл и шутил — и вдруг собирается, сосредотачивается, уходит в работу. Хотя говорит по-прежнему приветливо.

«Мои, — от соседней скамейки отзывается мужчина. Начинает беспокоиться, когда инспектор подходит, осматривает поклажу, затем что-то кладёт между сумками. — Всё в порядке?».

«Не беспокойтесь, мы тренируемся, — улыбается Андрей. Мужчина у него подозрений не вызвал. — Зю, ищи».

Собака подходит к сумкам, обнюхивает скамейку, затем сумки, утыкается носом в маленький круглый мяч, оставленный инспектором.

«Собака непрерывно работать не может. Кинолог должен правильно оценить обстановку и правильно направить, чтобы сэкономить собаке силы, — поясняет мне Андрей, пока заработавшая похвалу Зю резвится возле вертикального фонтана. — Кинолог досматривает всё, что считает нужным досмотреть, всё, что вызывает подозрения».

«А вы давно кинологом работаете?» — наблюдаю, как инспектор заботливо выжимает мокрой собаке лапы и холку перед входом в здание аэропорта. Представляю, как обрадуются уборщицы.

«Три года. Перевёлся, раньше на досмотре работал, — Андрей кивает на коллег, стоящих у рамок металлоискателя в предбаннике. — Захотелось сменить обстановку. Службу знаю, собаку тоже. Да и с собаками проще, чем с людьми».

«Ну, знаете, с собаками не все могут работать», — ясно отдаю себе отчёт, что я бы вот так не смогла.

«Не все, — соглашается Артём. — Человек должен хотеть и работать с собакой, и ухаживать за ней, он должен уметь воспринимать собаку, как друга, как коллегу. По людям, в принципе, видно, когда они готовы к такому, а когда нет. Вторых я на службу не принимаю».

«Зю уже восемь лет. Вы её потом к себе заберёте? — спрашиваю у Андрея. Кинолог кивает. — Почему?»

«Ну как это… — инспектор теряется. — Не знаю. Это же друг. Как иначе? Да и у меня уже есть дома собаки, Зю третьей будет. Дом частный, все поместятся. Я вам так скажу, если человек — собачник, то там, где одна собака, там и две, и три. У некоторых и десять, но это уже, наверное, немного ненормально».

Правила одни для всех

Весь аэропорт поделен для кинологов на непересекающиеся маршруты. Одновременно в одну смену работает несколько пар с собаками. График сложный, да кинологи его особенно и не «светят»: безопасность всё-таки.

Через 15 минут на маршруте понимаю, что имели в виду кинологи, когда говорили про 70% работы: Андрей за первые сто метров проверил такие места, на которые мне даже в голову не пришло бы взглянуть. Помимо уже привычного «Чьи сумки?» (никогда не думала, что столько людей оставляют багаж без присмотра), инспектор заглядывает за колонны, кресла, в ниши между магазинами и кассами. Даже в кадки с пальмами и за банкоматы. Зю всё это время миролюбиво трясёт рядышком. Под пристальное око кинолога попадают даже упаковочные станки, линия регистрации на рейс и багажная лента, куда он в конце концов приглашает собаку. Злюка попутно сама обнюхивает пару чемоданчиков.

«Кинологи собаку почти никогда не держат на поводке, это не очень хорошо в работе. Если ты случайно дёрнешь собаку во время поисковой работы, это может плохо сказаться на рабочем качестве, могут выработаться неправильные ассоциации. Потом кинологу лишняя работа», — поясняет наблюдающий за работой пары Артём.

«То есть собака допускается только в такие места, куда нет доступа самому кинологу?» — прихожу к очевидному выводу.

«Именно. Бывают у нас проходящие стажировку инспекторы, которые только начинают работу и вызывают на какую-нибудь полупустую бутылку. Прихожу, спрашиваю: зачем? А он начинает рассказывать, вдруг там нитроглицерин. То есть человек не знает ни как выглядит нитроглицерин, ни как его могут сюда доставить. Проводится разъяснительная работа в духе «иди, учи матчасть», — улыбается Артём. — Поэтому мы очень часто собираемся, проводим тренинги для кинологов с собаками, потом разбираем видео, обсуждаем, как и что нужно делать правильно. Кроме того, инспектор должен интересоваться, какие есть типы взрывчатых веществ, как они выглядят, как могут транспортироваться, как выглядит взрывное устройство, из каких компонентов может быть составлено».

«А как пассажиры относятся к тому, что их вещи могут попросить к досмотру?» — представляю, сколько возмущения можно услышать от отдельных личностей.

«Некоторые пассажиры, бывает, возмущаются, когда их досматривают с собакой, — поясняет Андрей, подходя к нам после очередной петли возле группы людей с сумками. — Но если нам надо осмотреть багаж, мы имеем право это сделать: аэропорт — это объект транспортной инфраструктуры, на территории которой действуют особые правила, которые обязаны соблюдать все».

За полчаса нашей проходки Злюка не подаёт ни единого признака усталости, несмотря на преклонный возраст. Более того, готова к тренировке, которую для собаки и Андрея тут же, в одном из коридоров терминала, устраивает штатный инструктор. В большом помещении спрятаны три закладки: одна — кинологу на сообразительность, две оставшиеся — собаке на нюх.

«Собака за раз может отработать около 100-150 квадратных метров. После собака устаёт физически, как и человек, когда делает монотонную работу. По времени это около 20-30 минут, — рассказывает Артём, пока мы ждём результатов тренировки. — После этого ей нужен отдых, часа полтора-два. В этом опять же и заключается работа кинолога: он должен осмотреть помещение и собаку пускать точечно: если правильно оценить помещение, то собака задействуется минимально и может работать дольше. А если кинолог — «чайник» и полчаса досматривает стеклянную стенку, это бессмысленный расход ресурса собаки».

На прохождение испытания у Андрея и Злюки уходит минут 10. Инструктор доволен, вызывает следующую пару. Начальник группы кинологов с живым интересом слушает отчёт.

«Вы сами давно в службе работаете?» — мягко говоря, Артём не выглядит большим начальником. Наверное, это тоже специфика работы сказывается.

«В аэропорту с 2013 года работаю, пришёл инспектором, до этого дрессировкой занимался в частном порядке. Я с детства этого хотел — работать с собаками, — кинолог тепло улыбается. — Сейчас на руководящей должности скучаю по работе с собакой, по полям. Я бы мог подготовить собаку, но для этого нужно уделять работе с ней хотя бы три-четыре часа в день. У меня сейчас нет на это времени».

Работа в тесной связке с животными, и правда, оставляет на людях свой отпечаток. С ходу даже и не объяснишь, чем кинолог отличается от офисного работника, кроме формы. Только когда я, уже распрощавшись с личной группой экскурсоводов, жду автобуса в город, понимаю: за полдня, что я назойливо разузнавала все подробности закрытой, по сути, службы из структуры безопасников, Артём ни разу не посмотрел на часы, не дал понять, что я отвлекаю от дел, которых, уверена, у него не меньше, чем у любого другого начальника. Только абсолютное дружелюбие, понимание и открытость. Будто это тоже своеобразная игра, в которой каждый просто выполняет свою работу, получая при этом одинаковую радость.

Наталия Назарук

Фото автора